Похороны П.А. Кропоткина в контексте Великой российской революции - А.Фёдоров / Funeral of Piotr Kropotkin in the context of the Great Russian Revolution by A.Fedorov

Петр Алексеевич Кропоткин скончался 8 февраля 1921 г. Это было сложное время для российского анархистского движения. В эти тяжелые дни, на рубеже 1920-21 гг. в стране разворачивалась "Третья революция", как ее называли и на которую так надеялись в сложившихся условиях российские анархисты.

Набирали силу крестьянские волнения, направленные против большевиков (1). Как пишет об этом периоде французский исследователь Александр Скирда, полыхала вся страна (2).

Активнейшую роль в борьбе с большевизмом играло крестьянство многих регионов России, составлявшее подавляющее большинство населения (3). Собственно, большевистская партия и вела войну против этого самого "подавляющего большинства населения". Причем наряду с большей частью крестьянства большевикам противостояла значительная часть "рабочего класса", в силу сохранявшейся у нее тесной связи с деревней (4).

Проблема, однако, заключалась в том, что к этому времени народ устал от долгих лет войны, сначала мировой, а затем и гражданской. Кроме того, многочисленные противостоявшие большевикам силы были крайне раздроблены, и оказались весьма далеки от скоординированных действий, и потому часто гибли поодиночке. Впрочем, стоит отметить, что в силу серьезных идеологических разногласий подобное единство "всех-всех-всех" было в принципе невозможно, даже если бы вопрос о нем был кем либо действительно поставлен.

Вернемся, однако, к истории с похоронами всемирно известного ученого и анархиста.

Узнав о смерти П.А. Кропоткина, власти предложили взять на себя все расходы на организацию похорон. В ответ на это семья покойного революционера, при активном участии своих товарищей отклонила данное предложение, так что ими занялись сами анархисты, для чего был организован соответствующий Комитет (5). Его усилиями в день похорон была выпущена однодневная газета тиражом 40,000 экземпляров. Вышла данная газета, правда, только потому, что на ее издание было дано высочайшее дозволение лидера партии большевиков Владимира Ленина (Ульянова) (6).

Между тем большевистская пресса в лице таких газет как "Правда", "Известия", печатный орган ЦК РКП(б) "Беднота", "Советская Сибирь" продолжали разыгрывать "анархистскую карту". На их страницах были опубликованы некрологи в память о знаменитом теоретике безвластия (7).

13 февраля в "Правде" и "Известиях" был опубликован призыв придти на похороны от имени анархистских организаций Москвы (8).

Как известно, на похороны Кропоткина были выпущены некоторые из находившихся в заключении анархистов, о чем умиравший теоретик анархизма просил незадолго до своей кончины. Письмо, написанное дочерью Кропоткина Александрой Петровной, с соответствующей просьбой было передано Ленину, который, в свою очередь, переправил его Дзержинскому. В нем она также просила об освобождении на похороны находившихся в заключении дмитровских кооператоров (9). 10 февраля ВЦИК постановил "предложить" ВЧК, "по ее усмотрению", отпустить из ее тюрем анархистов (10). Т.е., по сути, реального решения принято не было.

Вопреки до сих пор время от времени всплывающему мифу (11), история с освобождением вовсе не была проявлением этакого чекистского благородства. Реальная история оказалась гораздо мрачнее и прозаичней.

Так, например, по воспоминаниям участницы похорон Татьяны Михайловны Гарасевой, несшей в тот день траурный венок от Конфедерации анархистов Украины "Набат", она, а также ряд других студентов/ок-анархистов подали ЧК список своих имен, по которому они могли быть арестованы в случае побега отпущенных на похороны либертариев (12).

В итоге заключенные были выпущены только в последний момент под давлением со стороны московских анархистов, т.к. происходящее грозило новым властям обернуться нежелательным для них громким скандалом.

Кроме того, периодически всплывает история о том, что заключенные анархисты были выпущены на похороны "под честное слово", которое они "благородно" сдержали. В действительности все было далеко не столь радужно, хотя да, формально слово такое они действительно дали. Об этой истории и причинах подобного шага поведал в своих "Записках тюремных" анархист Марк Мрачный, бывший участником той истории в числе заключенных-анархистов:

"Вечером [8 февраля] написали в Президиум В.Ч.К. следующее заявление: “Получив через ваше посредство извещение о смерти П.А. Кропоткина, мы, анархисты, заключенные во внутренней тюрьме В.Ч.К., считаем возможным выразить наше желание отлучиться из тюрьмы (под честное слово) на похороны нашего учителя.

Хотелось бы думать, что вы не усмотрите в нашей кратковременной отлучке опасности для Социальной Революции”.

Записку эту мы долго обсуждали. Такого рода заявление, вообще, самого неудобоваримого рода литература. Ведь нужно было написать так, чтобы не смахивало на прошение и, вместе с тем, необходимо было намекнуть о нашем согласии дать честное слово, что мы не воспользуемся кратковременной свободой для побега".

Записку передали помощнику начальника тюрьмы. На 11 число ответа все еще не было (13). При этом в тот же день Политбюро ЦК Партии относительно похорон видного революционера-анархиста постановило "возложить венок с надписью “Одному из наиболее преследуемых русским царизмом и международной буржуазией, революционеру Крапоткину”" (14).

В тот же день ВЧК постановило, что выпустит лишь тех, кого сама считает анархистами, и только для участия в похоронах. В ответ на это московские сторонники безвластия сделали так называемое "знамя протеста", на котором написали: "Требуем освобождения анархистов из тюремных застенков, борющихся за идеи Кропоткина – анархии", которое разместили в центре зала Колонного Дома союзов, на видном месте, возле гроба покойного. Эти действия тут же вызвали скандал, и знамя даже в какой-то момент убрали, однако анархисты смогли его вернуть и водрузить на прежнее место, поставив возле него человека для охраны (15).

Ответ же заключенными на их заявление был получен только утром в день похорон, в десять утра, когда в камеру к ним вошел начальник тюрьмы Дукес со словами "Вы согласились бы пойти на похороны?" И, если анархисты согласны, то просил поторопиться, т.к. их ждут. После подписания каждым из отпускаемых на похороны бумаги с обязательством вернуться через сутки, их, наконец, отпустили (16).

Как отмечал Беркман, поначалу ЧК, в ответ на просьбу освободить заключенных анархистов на похороны затребовал от Комиссии по устройство похорон гарантии их последующего возвращения в тюрьму (17), после чего вопрос собственно и был рассмотрен, В результате Александр Беркман получил ответ в том духе, что "органами" не было выявлено ни одного анархиста, которого те могли бы отпустить на похороны. Проще говоря, чекисты настаивали на том, что в московских тюрьмах вообще не содержалось никаких анархистов. И это притом, что Беркман уже посетил Бутырскую тюрьму, побеседовав более чем с двадцатью заключенными-анархистами, а также, в сопровождении Ярчука, беседовал с Ароном Бароном, представлявшем некоторых других находившихся в застенках либертариев (18). Таким образом, переговоры продолжались.

Так что, как можно видеть, Лев Каменев мог давать кому угодно и какие угодно обещания, однако же реальной силы все эти заверения под собой все равно не имели, так что не зря "гневные голоса вокруг шептали, что ЧК нарушает обещание Каменева", дополняясь, правда слухами о голодовке протеста заключенных-анархистов и неких произошедших арестах (19).

И, хотя анархистов в итоге отпустили, их появление в Колонном зале Дома Союзов затягивалось, из-за чего задерживалось и начало похорон, что постепенно нагнетало обстановку.

Т.к. стало понятно, что ЧК саботирует заключенное соглашение, одним из членов семьи Кропоткина было сказано, что если заключенные-анархисты наконец не появятся, то из зала будут демонстративно убраны все венки и знамена большевистской партии, а также советских учреждений (об этой истории сохранилось немало воспоминаний). Угроза скандала заставила власти поторопиться, тем более что уже заволновались собравшиеся на похороны люди.

Примерно через полчаса заключенные анархисты наконец-то появились в зале (20).

Стоит также отметить, что, как отметила Эмма Гольдман, членов Комиссии заверили, что на похороны отпустят "всех заключенных анархистов", однако после этого большевики в очередной раз нарушили собственные обещания, отпустив только семерых из нескольких десятков из внутренней тюрьмы ВЧК, среди которых был и такой известный российский анархист как Всеволод Волин (21).

Что касается семерых отпущенных, то это были Ольга Таратута, Фаня Барон, Арон Барон, Давид Коган, Марк Мрачный, Александр Гуевский и Алексей Олонецкий. Анатолий Горелик так описывал в своих воспоминаниях о похоронах свои впечатления от вида вошедших в зал товарищей: "Обросшие, бледные, они напоминали каторжников царских времен. Особенно ужасен был вид Алексея Олонецкого" (22).

Именно они и вынесли на руках гроб с телом Петра Кропоткина из зала на улицу.

В итоге похороны Петра Кропоткина обернулись массовым проявлением оппозиционных настроений в самом сердце большевистского государства. При этом, как отметил Мюррей Букчин, отнюдь не все участники траурного шествия были анархистами, однако многие присоединились, чтобы выразить свой протест против политики, проводимой правящей партией (23). Интересно отметить также и то, что к участию в траурном шествии призывал в печати своих сторонников подконтрольный властям ВЦСПС (24).

По воспоминаниям Анатолия Горелика, похороны сопровождались пением малоприятных для правящей верхушки песен. Ранее эти песни пели также и в Дмитрове, пока гроб с телом покойного несли к поезду, для его отправки на похороны в Москву, а затем уже и на столичном шествии.

В частности, распевали такие слова:

"Наш Ленин испугался,
Издал манифест:
Мертвым все почести,
Живых под арест..."

"Нас давит, товарищи, власть коммунистов,
Чекист-враг царящий повсюду..."

Эти и некоторые другие песни были переделками старых революционных песен (25).

Траурное шествие, оказавшееся последней столь массовой анархистской демонстрацией в Москве, собрала огромное количество народу. По разным оценкам в ней приняли участие от 20 до 100 тысяч человек (26).

В общем, как выразилась позднее старая анархистка А.М. Гарасева, шествие получилось "грандиозным" (27). Причем, что интересно на нем полностью отсутствовали органы охраны правопорядка (28). Российский историк Сергей Васильевич Сайтанов охарактеризовал все это как утроенное большевиками "настоящее шоу последней большой анархистской демонстрации в Советской России" (29). Думается, что эпитет "шоу" здесь все же неуместен...

Во время шествия перед многотысячной процессией с гробом несли, среди прочих, уже упомянутое черное "знамя протеста", наделавшее столько шума. Сначала его несли в хвосте колонны, однако по ходу шествия переместили в начало. Также упоминается красное, с черных траурным обрамлением, знамя анархо-синдикалистов из Голоса Труда.

Изначально предполагалась такая организация шествия:

"Порядок шествия: непосредственно за гробом следует семья, родственники и близкие друзья П.А.Кропоткина; затем следует: Комиссия объединенных Анархических организаций: Союз Анархо-Синдикалистов, Голос Труда, Российская Конфедерация Анархо-Синдикалистов, Всероссийская Секция Анархо-Универсалистов, Рабочий Союз Анархистов, Союз идейной пропаганды анархизма, Украинская Конфедерация Анархистов "Набат", организация Анархистов–Ассоцианистов, студенческая Анархическая организация, за ними идут рабочие фабрик и заводов, учащиеся, рабочие организации, группы красноармейцев и матросов без оружия, научные, литературные и художественные организации и общества, революционные организации, советские и прочие организации" (30).

Проходя мимо дома-музея Льва Толстого, собравшиеся проститься с Петром Кропоткиным отдали дань уважения знаменитому писателю и известному анархисту, склонив свои транспаранты и знамена. Также знамена преклоняли, спев при этом во весь голос "Марш анархистов", остановившись возле Бутырской тюрьмы, сквозь зарешеченные окна которой траурный кортеж приветствовали находившиеся там заключенные революционеры (31).

Анатолий Горелик вспоминал позднее, что так называемые "советские анархисты", которых и так-то уже оставалось немного на шествии после всех предшествовавших мероприятий, возмущались исполнением вызывающих антибольшевистских песен, в то время как коммунистическая молодежь Дмитрова, приехавшая на похороны, выражала полную солидарность с данным действием, присоединившись к пению (32).

После шествия у могилы Кропоткина состоялся митинг, открыл который видный анархо-синдикалист Григорий Максимов. Первую речь было предоставлено говорить Герману Сандомирскому (33), от лица "анархистских организаций".

Со стороны большевиков выступили Мостовенко от Моссовета, а также Альфред Росмер от Исполкома Коминтерна.

Особенно запомнилась многим присутствовавшим речь Арона Барона, говорившего, как можно судить, от лица заключенных-анархистов (официально - от "Набата"). Он гневно обличал новую власть, выражая "решительный протест против нового деспотизма, подвластных палачей, дискредитации социализма, правительственного насилия, растоптавшего революцию" (34). Также выступили с речами и другие присутствовавшие, в частности известная анархо-коммунистка Эмма Гольдман, левый социалист-революционер Исаак Штейнберг, Павлов ("от анархистов"), меньшевик Ерманский, Левин (от московских студентов), Булгаков (от лица толстовцев), Алексей Боровой (от имени московских анархистов) (35).

После похорон состоялось собрание в клубе анархистов, на котором присутствовали такие видные либертарии того времени как Марк Мрачный, Александр Беркман, Эмма Гольдман, Алексей Боровой, Александр Шапиро и др. А. Барон выступил и здесь, "снова закати[в речь] на час" (36).

Позднее, уже вечером того же дня состоялась еще одна анархистская встреча, на этот раз тайная, устроенная находившимися в Москве активистами КАУ "Набат", на которой приехавший недавно с Украины товарищ выступал с докладом, говорил о попытках возобновления пропагандистской работы в регионе.

Кроме того, по свидетельству М.Мрачного, на данном собрании обсуждался вопрос о том, стоит ли отпущенным на похороны анархистам возвращаться обратно в тюрьму, тем более что за ними не велось никакой слежки, по крайней мере замечено ее не было.
Некто "Д." высказал предложение этого не делать, на что Мрачному "пришлось долго и упорно доказывать товарищам", что, во-первых, нельзя давать большевикам повода для разведения антианархистской демагогии из-за несдержанного слова, и, во-вторых, их невозвращение спровоцирует репрессии против московских анархистов, их товарищей, в первую очередь против членов "Комиссии по устройству похорон П.А. Кропоткина".

В конечном счете, было решено, что каждый сам для себя решает – бежать ему, или же нет (37). И в итоге все они вернулись в застенки ЧК вечером следующего дня.

Марк Мрачный так живописал трагикомическую картину с их возвращением в застенки:

"Вот уж Лубянка №2. Мы гурьбой подошли к главному входу, но часовой нас грубо окрикнул, а когда мы заявили, что пришли обратно в тюрьму, решил, видно, что мы шутим над ним или с ума сошли".

Часовой настойчиво требовал у пришедших анархистов "пропуск", так что в итоге пришлось вызывать коменданта, после чего, наконец, вопрос был улажен, и либертариев препроводили обратно в камеру (38).

При прощании анархистов возле входа в здание тюрьмы на Лубянке: "У одного из нас вырвалось: “До свидания, ребята... в Чеке”" (39).

Между тем, в те дни в народе стал наблюдаться рост интереса к анархистским идеям. Как писал об этом Горелик:

"После же похорон П. А. Кропоткина, которые сильно возбудили и встряхнули все интеллигентные, а частью и рабочие массы, не было почти фабрично-заводского или рабочего собрания, куда бы не приглашали анархистов. Каждый вечер рабочие заполняли Леонтьевский и районные клубы анархистов. Всюду и в клубе на Леонтьевском, и на рабочих собраниях, и в автобазе Совнаркома, и в украинском театре, и в Сергиеве, и во всех высших учебных заведениях (Горной Академии, 1-м Университете, Голицынских Агрономических Курсах, 1-м ветеринарном, 2-м ветеринарном, Высшем Техническом, 1 -м строительном, Художественной школе и других), где мне приходилось читать лекции и выступать на митингах и собраниях, всюду были набитые аудитории, всюду были серьезные дебаты и вопросы.

Даже в Свердловском Коммунистическом Университете было несколько десятков сочувствующих, часть которых начала сорганизовываться в отдельную группу. Мне лично приходилось проводить собеседования с этой группой.

Во всех высших учебных заведениях сорганизовались анархические группы, которые создали Секретариат Объединенного Анархического студенчества, впоследствии арестованного и высланного частью заграницу, частью в Архангельскую губернию" (40).

Большевиков не могло не настораживать происходящее. По словам Григория Максимова:

"Сейчас же после похорон комиссия постановила организовать неделю памяти умершего. Ежедневно, в течении недели, в нескольких пунктах Москвы устраивались лекции и собеседования о личности Кропоткина и его учении. Эта неделя, не запрещенная большевиками только из опасения международного скандала, нарушила политическую мертвечину, царившую в России. Анархисты за эту неделю сумели широко развернуть пропаганду. Вечека выжидала момента чтобы расправиться со всеми кто активно выступал в кропоткинской неделе, а за одно и свести счеты с некоторыми членами похоронной комиссии. Этот момент скоро настал" (41).

Вскоре после смерти Петра Кропоткина в Дмитрове был создан музей его имени, а в 1923 г. еще один, в Москве. Первый из них просуществовал до августа 1941 г., второй же был закрыт по указанию Сталина в 1939 г. (42)

В сентябре 2014 г. дом-музей в Дмитрове был, наконец, возрожден после длительной реконструкции, начавшейся в 1991 г.

В своей статье о похоронах Кропоткина, В.Е. Баранченко, сам участник тех событий, утверждал, что в годы Великой российской революции в рядах российских анархистов было полно околоуголовных и уголовных элементов, которые оставались в оппозиции власти большевиков, действуя в подполье, в то время как "идейные анархисты", среди которых, якобы, был и П.А. Кропоткин, признали в итоге советскую власть, отказавшись от борьбы с ней (43). Речь идет о так называемых "советских анархистах" (анархо-большевиках).

Именно применительно к такой публике, находившиеся в эмиграции российские анархисты, противники нового режима, писали следующим образом: "По существу же, советское правительство, – подобно всем правительствам мира, - предоставляет действительную свободу лишь тем идеям, которые совпадают с его собственными “идеями”" (44). Т.е., конечно, все эти доморощенные "советские анархисты" оставались анархистами только и исключительно по самоназванию, и – не более того. К тому же, для многих из них "флирт с большевизмом" оказался сравнительно коротким и закончился с кровавым подавлением большевиками Кронштадтского восстания.

Утверждение, что Кропоткин "признал в итоге Советскую власть" большевиков, не соответствует исторической действительности. Это известно достаточно хорошо, но, тем не менее, напомнить об этом все же стоит.

Так, в своем дневнике Александр Беркман пишет, что при его встрече с Петром Алексеевичем в 1920 г., последний высказался в том духе, что большевики "продемонстрировали, как нельзя делать революцию" (45).

Между тем после похорон Кропоткина прошло всего несколько недель, а большевиков уже ждало новое серьезное потрясение – восстание "красы и гордости революции", матросов "красного" Кронштадта. Это событие стало крайне серьезным испытанием для большевистской партии, подорвавшим к ней доверие (46).

Собственно говоря, именно эти события Всеволод Волин (Эйхенбаум) охарактеризовал как (возможный) пролог "Третьей революции": "Он [Кронштадт] упорно надеялся на всеобщее восстание рабочих и красноармейцев Петрограда и Москвы, которое стало бы началом “Третьей Революции”". Примерно об этом же писал и Ярчук, упоминая, что Кронштадт в дни восстания надеялся на "рабоче-красноармейские" восстания в Москве, Петрограде и других городах, "возвещавшие, как ему казалось, начало III-й Революции" (47).

13 марта Ленин охарактеризовал восстание в Кронштадте на совещании делегатов X съезда РКП(б) следующим образом: "Сейчас Кронштадт. Опасность в том, что у них лозунги не с[оциалистов]-р[еволюционеров], а анархич[еские]" (48).

На этом фоне совершенно неудивительным выглядит то, что власти нанесли очередной удар по российскому анархистскому движению:

"Ночью с 7-го на 8-ое марта были арестованы два члена исполнительного Бюро Российской Конфедерации Анархо-Синдикалистов, - (они же члены распущенной комиссии по похоронам П. А. Кропоткина) - Ярчук и Максимов, одним словом, в ту ночь было арестовано свыше 20-ти анархистов. (Горелик, Тихон Каширин, Владимир Потехин и др., два последних в октябре 1921 года разстреляны, по делу Льва Черного), столько же левых С.-Р., в ту же ночь в Петрограде и в Москве был учинен погром на издательство А. С. “Голос Труда”.

После подавления “мятежа” кронштадтских матросов, часть из арестованных в Москве анархистов была освобождена, а часть размещена по тюрьмам: В.Ч.К., Бутырская, Таганская и Новинская.

Должны заметить, что аресты 8-го марта носили не местный, московский, а всероссийский характер. Анархисты арестовывались во многих городах, им ставилось в вину желание ехать на съезд, созываемый Исполнительным Бюро Российской Конфедерации Анархо-Синдикалистов в Москве, 25-го апреля 1921 года. Много было случаев когда от арестованных требовалась подписка в том что они на съезд в Москву не поедут" (49).

Анатолий Горелик, в свою очередь, так комментировал произошедшее в марте наступление большевистских властей на либертариев:

"Мартовский разгром анархистов в России (особенно в Москве) известен, более или менее, и заграницей. Он всполошил даже многих верных большевикам анархистов. Этот разгром заставил и анархическую “интеллигенцию” выступить с открытым протестом перед Европой и Америкой и сказать правду о большевиках. Эмма Гольдман, Александр Беркман, Боровой, Шапиро и др. заговорили открыто о положении анархистов в России. Легенда о “русских анархистах” и “русском анархизме”, которую распространяли даже многие анархисты-“интеллигенты”, начала рушиться не только в России, но и во всем мире" (50).

Как бы то ни было, но в итоге восставшие были разбиты. С обеих сторон имелось в общей сложности несколько тысяч убитых и тысячи раненых. Более двух тысяч попавших в плен восставших были позднее казнены (51). По некоторым данным (Беркман) всего могло быть убито до десяти тысяч кронштадтцев (52).

Пьер Бенар сравнивал большевистскую расправу над восставшими с расстрелом парижских коммунаров версальцами (53). А для Эммы Гольдман, по ее собственному признанию, произошедшее стало тем, что разорвало последнюю нить, связывавшую ее с большевиками, наглядно продемонстрировавшими свою антиреволюционную сущность, так что более ничего общего она не могла с ними иметь (54).

Между тем, кронштадтскому восстанию предшествовали массовые волнения в Петрограде, спровоцированные планами властей, объявивших 11 февраля о закрытии до 1 марта 93 городских предприятий. На подавление рабочих большевики бросили "красных курсантов" (55).

Интересно отметить, что матросы-кронштадтцы выступили резко против идеи созыва Учредительного собрания, прозвучавшей в Петрограде, пригрозив выступить против подобных действий с оружием в руках. Вместе с тем, они подчеркнули, что если рабочие будут выступать против большевиков с социально-революционных позиций, за Третью революцию, то вот тогда они готовы будут активно выступить в поддержку рабочих (56).

На фоне подавления волнений в Петрограде и Кронштадта как не вспомнить Льва Троцкого (Бронштейн), говорившего 6 января 1920 г. на заседании Московского комитета РКП(б) о такого рода методах утверждения "диктатуры пролетариата":

"Дисциплинарные меры, самые суровые меры должны отвечать трагизму нашего хозяйственного положения. Конечно, есть болтуны, которые говорят, что, дескать, этими мерами вы не заставите рабочий класс работать. Конечно, если бы мы применяли только эти меры, мы не создали бы и армии, но мы применяли также и репрессии. Мы воспитывали солдат, мы произвели громадную политическую работу. И когда приходилось говорить полтора года тому назад, что мы возьмем питерских рабочих, как основу, и потом ленивого мужика заставим штыком пойти в бой, то говорили и тогда те же болтуны, что рабочие не сделают этого, что из этого ничего не выйдет, что слишком добер рабочий, чтобы заставить штыком мужика пойти в бой. Но он заставил. То же самое будет в промышленности" (57).

Как отмечал Анатолий Горелик, в конце 1920 – феврале-марте 1921 гг. забастовками были охвачены Харьков, Москва, Петроград и десятки других городов бывшей Российской Империи (58).

"Между тем [к концу 1920 г.] рабочая масса, проделавшая три года гражданской войны, все менее соглашалась терпеть методы военной команды [т.е. военный коммунизм – А.Ф.]. (…) Партия лихорадочно спорила о “школе коммунизма”, тогда как по существу дело шло о надвинувшейся вплотную хозяйственной катастрофе. Восстания в Кронштадте и в Тамбовской губернии ворвались в дискуссию последним предостережением" (59).

После подавления Кронштадтского восстания ЦК РКП(б) разослал по стране циркуляр "Об анархистах", в котором призывал к ограничению деятельности анархистских организаций по всей стране, "за исключением немногочисленной группировки анархистов-универсалистов интер-индивидуалистов", не поддержавших мятеж (60).

Важно также отметить, что одним из важнейших орудий борьбы с организованным рабочим движением стало бюрократизация и огосударствление профсоюзов, которые в итоге стали одним из приводных ремней новой власти, и стали активно сотрудничать с ЧК и другими карательными структурами (61).

Между тем, окончательно "Третья революция" была разгромлена летом-осенью 1921 г. (62) Однако это был еще далеко не конец сопротивления диктатуре партии большевиков.

Сообщалось о ликвидации (расстрел, либо приговор к тюремному заключению) целого ряда анархистских групп на территории Советской России в течение 1921 г. В частности речь шла о группах в Жмеринке (группа имела отделения в ряде городов юга страны), а также в Одессе, где проводили анархистскую агитацию в рядах Компартии и совучреждениях (63).

Большевики преследовали даже мирных анархистов-толстовцев, сотни которых уже в 1920 г. оказались в тюрьмах, и не менее 92 были расстреляны до конца 1921 г., разгонялись коммуны (64).

Со своей стороны испанский синдикалист Анхель Пестанья, описывая царившую в Советской России атмосферу середины 1920 г. во время второго конгресса Коминтерна, на который он приехал в качестве делегата от Национальной конфедерации труда Испании, писал о том, что учитывая постоянное обличение находящихся под стражей анархистов в качестве спекулянтов и бандитов, а также нежелание большевистских властей освобождать заключенных, некоторые из приехавших на конгресс анархистов опасались, что тех могут попросту расстрелять (65).

В своей статье о кропоткинских похоронах Баранченко утверждал, что вскоре после похорон большевистские власти предложили анархистам возможность легальной деятельности в обмен на подписание соответствующего обязательства об отказе от дальнейшей борьбы с советской властью. Тех же, кто был не согласен на такого рода шаг, "отпустили за границу" (66).

О том, как большевики "отпустили" анархистов, немало любопытного можно почерпнуть у тех же Григория Максимова и Всеволода Волина, высланных из страны, после многомесячного нахождения в заключении 5 января 1922 г. вместе с некоторыми другими либертариями: о голодовке протеста с требованием освобождения, давлении на большевистское правительство с требованием освободить заключенных со стороны иностранных делегатов, приехавших летом 1921 г. на учредительный конгресс Профинтерна и т.д. (67) Вместе с тем стоит отметить, что выслана была лишь небольшая группа анархистов и членов их семей (68), в то время как многие другие продолжали оставаться в большевистских застенках.

Так, 2 февраля 1922 г. Политбюро ЦК постановило, с одной стороны освободить из под стражи известную анархо-коммунистку Ольгу Таратуту, а, с другой поручило ГПУ по прежнему содержать под стражей находящихся "в распоряжении ВЧК" анархистов, меньшевиков и эсеров (69). Через месяц, в постановлении Политбюро ЦК РКП(б) "О бандитизме", говорилось, среди прочего, о том, что необходимо сослать в Архангельск, и заключить в тамошний концентрационный лагерь: "а) подпольщиков анархистов и левых эсеров, б) всех уголовников-рецидивистов" (70).

Уже к маю-июню 1922 г., по данным ГПУ, анархистская деятельность в стране практически сошла на нет, ограничиваясь, по большей частью, борьбой в подполье, хотя еще в своем мартовском обзоре ГПУ отмечало активизацию анархистских групп, "особенно на Украине и в Крыму" (71).

В ходе третьего конгресса Коминтерна, проходившего параллельно с учредительным конгрессом Профинтерна летом 1921 г. Троцкий, на все вопросы и требования освободить из заключения эсеров и анархистов ответил, что дескать "все анархисты негодяи и преступники", а потому об их освобождении не может быть и речи (72).

Как писал видный французский анархист Себастьян Фор: "русский эксперимент осуждает государство пролетарское и служит неопровержимым подтверждением антигосударственных положений синдикализма" (73). В свою очередь видный анархистский автор, публицист, историк Макс Неттлау считал, что установление в России большевистской диктатуры стало "настоящей интеллектуальной катастрофой и моральной трагедией" (74).

На территории Советской России анархисты продолжали подпольную борьбу вплоть до 1930-х гг.(75)

Андрей Фёдоров, февраль 2015

Примечания:

(1) См. например: Дамье В.В. Стальной век: Социальная история советского общества. – М.: Книжный дом "ЛИБРОКОМ", 2013, с.84-91; Шубин А.В. Махно и его время: О Великой российской революции и Гражданской войне в России и на Украине. – М.: Книжный дом "ЛИБРОКОМ", 2013, с.275-280; Эврич П. Восстание в Кронштадте. 1921 год. – М.: ЗАО Центрполиграф, 2007, с.17-20.

(2) Скирда А. Нестор Махно, казак свободы – 1888-1934. Гражданская война и Борьба за вольные Советы в Украине 1917-1921. – Париж: Громада, 2001, с.202.

(3) Более подробно о войне большевиков с крестьянством см. например: Грациози А. Великая крестьянская война в СССР. Большевики и крестьяне. 1917-1933. – М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), Фонд Первого Президента России Б.Н.Ельцина, 2008; Кондрашин В.В. Крестьянство России в Гражданской войне: к вопросу об истоках сталинизма. – М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), Фонд Первого Президента России Б.Н.Ельцина, 2009; Ященко В.Г. Антибольшевистское повстанчество в Нижнем Поволжье и на Среднем Дону: 1918-1923. – М.: Книжный дом "ЛИБРОКОМ", 2008.

(4) Грациози А. Указ. соч., с.34, 108-109.

(5) Максимов Г.П. (Гр. Лапоть) За что и как большевики изгнали анархистов из России? (К освещению положения анархистов в России). – Б.м.: Издательство Анархо-Коммун. Группы, 1922, с.4.; Avrich P. The Russian Anarchists. – Princeton, NJ: Princeton University Press, 1967, p.227; Berkman A. The Bolshevik Myth. (Diary 1920-22). – N.Y.: Boni and Liveright Publishers, 1925, p.288.

(6) Лебедев Н. Скорбные дни // Памяти Петра Алексеевича Кропоткина. – Пг.-М.: Всероссийский Общественный Комитет по увековечиванию памяти П.А. Кропоткина, 1921, с.9.; Ударцев С.Ф. Кропоткин. – М.: Юридическая литература, 1989, с. 22.

(7) Пирумова Н.М. Петр Алексеевич Кропоткин. – М.: Наука, 1972, с.214-216.

(8) От анархистских организаций // Известия Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета Советов Рабочих, Крестьянских, Казачьих и Красноарм. Депутатов и Моск. Совета Рабоч. и Красноарм. Депутатов. №32(1175), 13.02.1921; От анархистских организаций // Правда: Орган Центральн. Ком. и Московск. Ком. Р.К.П. (большевиков). №32, 13.02.1921.

(9) Баранченко В.Е. Кончина и похороны П.А. Кропоткина // Вопросы истории. 1995, март, №3., с.150-151.

(10) Выписка из протокола №7 заседания президиума Всероссийского центрального исполнительного комитета Сов[етов] раб[очих], крест[ьянски], каз[ачьих] и красноармейских депутатов от 10 февраля 1921 года // Анархисты. Документы и материалы. 1883-1935 гг. В 2 тт. Т.2. 1917-1935 гг. – М.: "Российская политическая энциклопедия" (РОССПЭН), 1999, с.429.

(11) Баранченко В.Е. Указ. соч., с.152. Даже в книге Вячеслава Маркина, вышедшей в 2009 г. в серии "Жизнь замечательных людей" (издательство "Молодая гвардия"), содержатся весьма досадные неточности и пробелы в описании истории с освобождением на похороны заключенных-анархистов (см.: Маркин В.А. Кропоткин. – М.: Молодая гвардия, 2009., с.311-312). Впрочем, стоит отметить, что в данной книге Маркин уже ближе к действительности описал данную истории, нежели делал это ранее (Маркин В.А. Неизвестный Кропоткин. – М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2002., с.392).

(12) См.: Леонтьев Я. Под черными стягами – по красной Москве // Общая газета. 8-14.02.2001, №6(392) - http://socialist.memo.ru/books/html/leont08.htm

(13) Мрачный М. Записки тюремные. (Продолжение) // Волна: Ежемесячный орган Федерации анархо-коммунистических групп. 1924, июль, №55, с. 44.

(14) Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ). Ф.17. Оп.3. Д.137. Л.2 - http://sovdoc.rusarchives.ru/#showunit&id=58157

(15) Горелик А. Последняя воля П.А. Кропоткина // Пробуждение. 1931, февраль, №15, с. 64.

(16) Мрачный М. Записки тюремные. (Продолжение) // Волна. 1924, август, №56, с.41-42.

(17) По всей видимости, список имен от московских студентов(ок) и стал той самой "гарантией", которую затребовало ВЧК.

(18) Berkman A. Op. cit., p.289; Goldman E. Living My Life. In Two Volumes. Vol.II. – N.Y.: Dover Publications, Inc., 1975, p.868; Idem. My Further Disillusionment in Russia. – Garden City, N.Y.: Doubleday, Page and Company, 1924, p.62.

(19) Серж В. От революции к тоталитаризму: Воспоминания революционера. – М.: НПЦ "Праксис"; Оренбург: "Оренбургская книга", 2001, с.151.

(20) Горелик А. Указ. соч., с. 64; Леонтьев Я. Указ. соч.; Berkman A. Op. cit., p.290.

(21) Goldman E. Living My Life., p.869-872; Idem. My Further Disillusionment in Russia, p.62.

(22) Горелик А. Указ. соч., с.65.

(23) Bookchin M. The Third Revolution Popular Movements in the Revolutionary Era. V.3 – L.; N.Y.: Continuum International Publishing Group, 2004, p.304.

(24) Баранченко В.Е. Указ. соч., с.151.

(25) Горелик А. Указ. соч., с.63.

(26) Avrich P. op. cit., p.227; Avrich P., Avrich K. Sasha and Emma: the Anarchist Odyssey of Alexander Berkman and Emma Goldman. – Cambridge, MA: The Belknap Press of Harvard University Press, 2012, p.310.; Bookchin M. Op. cit., p.304; Marshall P. Demanding the Impossible. A History of Anarchism. Be realistic: Demanding the Impossible! – L.; N.Y.; Toronto; Sydney: Harper Perennial, 2008, p.476.

(27) Гарасева А.М. Я жила в самой бесчеловечной стране… Воспоминания анархистки. – М.: Интерграф Сервис, 1997, с.71.

(28) Goldman E. Op. cit., p.63.

(29) Сайтанов С.В. Анархо-реформизм П.А. Кропоткина: новая трактовка его поздних общественно-политических взглядов. – М.: ОнтоПринт; Издатель Мархотин П.Ю., 2014, с.219.

(30) От анархических организаций // Анархисты., с. 429.
Также в шествии приняли участие "анархо-коммунисты и анархисты Всероссийской федерации" (Из протокола заседания секретариата Всероссийской федерации анархистов и анархистов-коммунистов // Там же., с. 430).

(31) Goldman E. Living My Life., p.869; Idem. My Further Disillusionment in Russia, p.63.

(32) Горелик А. Указ. соч., с.63.

(33) Баранченко В.Е. Указ соч., с.152-153.

(34) Серж В. Указ. соч., с.151.

(35) Album die Beerdigung von P.A. Kropotkin in Moskau: Album of the Funeral of P.A. Kropotkin in Moscow. – Berlin: Foreign Bureau Confederation Anarcho-Syndicalists, 1922.

(36) Мрачный М. Указ. соч., с.42.

(37) Там же., с.43.

(38) Там же., с.44.

(39) Горелик А. Указ. соч., с.66.

(40) Горелик А. Анархисты в Российской революции. – [Буэнос-Айрес]: Издание Рабочей Издательской Группы в Респ. Аргентине, 1922, с.48.

(41) Максимов Г.П. Указ. соч., с.4-5.

(42) Об истории Кропоткинского музея см.: Леонтьев Я. В.Н. Фигнер — председатель Кропоткинского Комитета // Труды комиссии по научному наследию П.А. Кропоткина. Вып.2. – М.: Российская академия наук, 1992, с.63–81; Никитин А.Л. К событиям 20-х гг. вокруг Кропоткинского музея // Там же, с.82-123; Его же. Тайные ордены в Советской России. Тамплиеры и розенкрейцеры. – М.: Вече, 2006, с.38-93.; Прусский Я.Л. Петр Алексеевич Кропоткин и три его музея // Прямухинские чтения 2004 года. – Тверь: Золотая буква, 2005, с.74-80.

(43) Баранченко В.Е. Указ. соч., с.149.

(44) [Горелик А. и др.] Гонения на анархизм в Советской России. – Берлин: Издание "Группы Русских Анархистов в Германии", 1922, с.5.

(45) Berkman A. op. cit., p.75.

(46) Карр Э.Х. Русская революция от Ленина до Сталина. 1917-1929. – М.: "Интер - Версо", 1990, с.41.

(47) Волин В. Неизвестная революция, 1917-1921. – М.: НПЦ "Праксис", 2005., с. 378.; Ярчук Е. Кронштадт в Русской революции. – Нью-Йорк: Издание Исполнительного Комитета Профессиональных Союзов, 1923., с.60. В свою очередь А.В. Шубин называет события в Кронштадте "кульминацией “третьей революции”" (Шубин А.В. Указ. соч., с.280).

(48) В.И. Ленин. Неизвестные документы. 1891-1922. – М.: "Российская политическая энциклопедия" (РОССПЭН), 2000, с.420.

(49) Максимов Г.П. Указ. соч., с.5-6.

(50) Горелик А. Указ. соч., с.53.

(51) Дамье В.В. Указ. соч., с.95.; Эврич П. Указ. соч., с.204-205.

(52) Avrich P., Avrich K. Оp. cit., p.311.

(53) Бенар П. Русская революция и синдикализм // Рабочий путь: Орган русских анархо-синдикалистов. Берлин, 1923, апрель-май, №2-3.

(54) Goldman E. Op. cit., p.76-77.

(55) См.: Кронштадт 1921. Документы о событиях в Кронштадте весной 1921 г. – М.: Фонд "Демократия", 1997, с.8; Питерские рабочие и диктатура пролетариата. Октябрь 1917-1929. Экономические конфликты и политический протест. Сборник документов. – Спб.: Русско-Балтийский информационный центр БЛИЦ, 2000, с.234-252; Правда о Кронштадте: Очерк героической борьбы кронштадтцев против диктатуры коммунистической партии, с картой Кронштадта, его фортов и Финского залива. – Прага: Воля России, 1921, с.5-7; Berkman A. The Kronstadt rebellion // Berkman A. The Russian Tragedy. – Sanday, Orkney: Cienfuegos Press, 1976, p.71-74. Подробнее о борьбе большевистских властей с рабочими протестами против их власти см.: Дамье В.В. Указ. соч., с.135-141; Чураков Д.О. Бунтующие пролетарии: Рабочий протест в Советской России (1917-1930- гг.). – М.: Вече, 2007.

(56) Ярчук Е. Указ. соч., с.52.

(57) Троцкий Л.Д. Основные задачи и трудности хозяйственного строительства. Из доклада на заседании Московского комитета РКП(б) 6 января 1920 г. // Троцкий Л.Д. К истории русской революции. – М.: Политиздат, 1990, с.160.

(58) Горелик А. Анархисты в Русской революции // Волна: Ежемесячный орган Федерации анархо-коммунистических групп. 1922, июль, №31, с.9.

(59) Троцкий Л.Д. Моя жизнь. – М.: Вагриус, 2001, с.453.

(60) Штырбул А.А. Анархистское движение в период кризиса Российской цивилизации (конец XIX - 1-я четверть XX вв.). – Омск: ОмГПУ, 1998, с. 74; Maximoff G.P. The Guillotine at Work: Twenty Years of Terror in Russia (Data and Documents). – Chicago: The Chicago Section of the Alexander Berkman Fund, 1940, p.454-461.

(61) Maximoff G.P. Syndicalists in the Russian Revolution. – N.p.: N.p., 1978, p.16.

(62) Дамье В.В. указ. соч., с.95-96. 30 июня 1921 г. председатель ВЧК по борьбе с контрреволюцией рапортовал об активной борьбе с "контрреволюцией", раскрытием многочисленных заговоров против новой власти (см.: Доклад Всероссийской Чрезвычайной комиссии о раскрытых и ликвидированных на территории РСФСР заговоров против Советской власти в период мая-июня 1921 года // Архив ВЧК: Сборник документов. – М.: Кучково поле, 2007, с. 593-612).

(63) [Горелик А. и др.] Указ. соч., с.7.

(64) Горелик А. Анархисты в Русской революции // Волна, с. 6; [Горелик А. и др.] Указ. соч., с. 7. По версии Волина, 92 толстовца были расстреляны "до конца 1922 года" (Волин В. Указ соч., с.215).

(65) Pestaña A. Setenta dias en Rusia: Lo que yo vi. – Barcelona: Tipografía Cosmos, 1924, p.79.

(66) Баранченко В.Е. Указ. соч., с.154.

(67) См.: Волин В. Указ. соч., с.216-217; Максимов Г.П. Указ. соч., с.6-32.

(68) См.: Дамье В.В. Берлинский центр российской анархистской эмиграции (1920-е годы) // Прямухинские чтения 2009 года. – М.: Типография "Футурис", 2011, с.60, 63.

(69) РГАСПИ. Ф.17. Оп.3. Д.259. Л.3,9 - http://sovdoc.rusarchives.ru/#showunit&id=59861

(70) Постановление политбюро ЦК РКП(б) "О бандитизме" // Лубянка. Сталин и ВЧК-ГПУ-ОГПУ-НКВД. Архив Сталина. Документы высших органов партийной и государственной власти. Январь 1922 – декабрь 1936. – М.: Международный фонд "Демократия" (МФД), 2003, с.23.

(71) Обзор политико-экономического состояния РСФСР за февраль 1922 г. (По данным Государственного политического управления) // "Совершенно секретно": Лубянка – Сталину о положении в стране (1922-1934 гг.): [Сборник документов]. Т.1. Ч.1. – М.: Б.и., 2001, с.93; Штырбул А.А. Указ. соч., с.77-78.

(72) Souchy A. Beware Anarchist a Life for Freedom. An Autobiography. – Chicago: Charles H. Kerr Publishing Company, 1992, p.29.

(73) Фор С. Русский эксперимент // Волна. 1922, июль, №31, с.21.

(74) Неттлау М. Анархизм и большевизм. Социализм, каким он должен быть, и социализм, каким он не должен быть // Неттлау М. Очерки по истории анархических идей и статьи по разным социальным вопросам. – Детройт: Профсоюз г. Детройта, 1951, с.173.

(75) См.: Дубовик А.В. Анархическое подполье на Украине в 1920 - 1930-х гг. Контуры истории - http://socialist.memo.ru/books/html/dubovik3.html; Леонтьев Я.В. Из истории последних страниц анархо-движения в СССР: дело А. Барона и С. Рувинского (1934 г.) // Петр Алексеевич Кропоткин и проблемы моделирования историко-культурного развития цивилизации: материалы международной научной конференции. — СПб.: Соларт, 2005, с.157-171.

Фотографии похорон Кропоткина: http://recollectionbooks.com/bleed/Encyclopedia/Kropotkin/agrorede.orgFuneral/pk.html

Видео похорон: http://www.youtube.com/watch?v=9KDvxYiwd-8

Источник: http://www.aitrus.info/node/4156